Элен Константин

Чайный танец

Танцевальные сцены предоставляют документальной фотографии мириады возможностей. Ритуал ухаживания, празднество, физические объятия, загадочный и волнующий момент близости между незнакомыми людьми, — перед объективом разворачивается захватывающий спектакль, где есть место для сексуальности, грации и уязвимости; это одновременно фантастический и глубоко личный сюжет, разворачивающийся в общественном месте. Будучи сам по себе крайне интересным визуально, танцзал, специальное ли это помещение или нечто стихийно возникшее, также использовался фотографами, чтобы сказать нечто важное о мире, в котором мы живем.

Любопытно, что в 1990-х, с появлением «бритарта», направленного против истэблишмента, многие молодые художники вновь обратились к символизму танца, чтобы описать общество, или точнее их собственное положение внутри него. Тогда публика увидела молодых художниц, танцующих в одиночестве — таких, как Трейси Эмин, воссоздающая свои детские сны и разочарования, или Джилиан Уиринг, танцующая в одиночку в брутальном супермаркете, на юге Лондона.

Общественный резонанс вызвала нашумевшая в прессе фотография Коринны Дей для Vogue (1993), изображающая восходящую модель Кейт Мосс в одиночестве в убогой комнатушке. В 1990-е споры о модной фотографии происходили вокруг жанра героин-шик, когда модели с отсутствующим видом взирали на окружающий мир, нередко на фоне бедных городских кварталов с богатой криминальной историей. Это настроение неудовлетворенности привело к тому, что модная фотография оказалась в центре внимания, а многое из иконографии немецкой\швейцарской фотографии конца 1980-х стало эталоном в этой области (в работах Вольфганга Тиллманса и, в меньшей степени, Юргена Теллера). В этих работах нового типа, молодые мужчины и женщины пребывали в одиночестве, вне связи с миром, в состоянии инертности. Никто не танцевал, кроме тех, кто солировал в одиночестве. Модные фотографии Элен Константин 1990-х разорвали этот вакуум, бросив вызов тому визуальному языку, который до этого казался незыблемым. Хотя Элен Константин стала известна благодаря своим фотографиям активных молодых женщин, ее главный вклад в фотографию и тот интерес, который она вызвала в лондонских артистических кругах, связан с энергией местной танцевальной культуры. «Я посещала танцевальные вечера, длившиеся всю ночь, с тех пор, как мне исполнилось 16, и это оказало глубокое влияние на мою фотографию... Я не очень хорошо училась в школе, и единственное, что у меня хорошо получалось — это танцевать. Я думаю, что в фотографии я стараюсь передать свой собственный опыт на танцплощадке». Mosh, модные фотографии Элен Константин для журнала Face (1997), оказались настоящим открытием — на них молодые люди занимались серфингом, выпивали и танцевали. Тем самым в модной фотографии, которая к тому времени стала уж слишком меланхоличной и даже несколько обессмысленной, появился совершенно новый стиль. Исполненный энергии (и даже отчасти насилия) Mosh символизировал разрыв с прошлым, с германской по духу традицией, которая преобладала в модных журналах. Идеи английской фотодокументалистики были вновь восприняты коммерческой фотографией.

В 2002 г. Элен Константин отошла от занятий фотографией, посвященной молодежной моде, и создала эффектный цикл снимков чайных танцев северо-западной Англии. Это проект очень личный (двое из танцоров — это родители Константин, а многие другие — друзья), продиктованный уважением к их жизненной энергии, неподвластной возрасту, а также к традиции. В «Чайном танце» художница вышла далеко за пределы документалистики, создав серию крупных фотографий, где танцоры застыли в движении, как фигуры на строгих картинах, которые участвуют в старинном и важном ритуале. Заставив танцоров замереть в столь суровой неподвижности, Элен Константин высказалась о статусе фотографии, о ее главной способности — создавать ситуации, останавливать время и запечатлевать их в памяти. Хотя ее несомненным побудительным мотивом было подчеркнуть энергичность и физическую стойкость, присущую преклонному возрасту, эмоционально эти фотографии построены вокруг чувства неизбежной утраты. Появляясь из тени, в совершенстве владея танцевальными движениями, со сцепленными руками и в развевающейся одежде, люди на этих фотографиях вступают на сцену танцплощадки или зала для репетиций почти как статуи, привидения или артисты в меланхолической комедии нравов.

Во многих отношения «Чайный танец» передает состояние фотографии в эти начальные годы двадцать первого века, резюмируя все продолжающиеся споры об отражении реальности. Новую работу Элен Константин, по-видимому, можно отнести к творчеству уже достаточно известной группы мастеров, включающей Ханну Старки, Роджера Баллена, Тома Хантера и других, которые экспериментировали на границе документального образа, вызывая особый интерес у публики и бросая вызов нашим привычным взглядам на фотографию. Как и в серии Ханны Старки «Без названия», созданной в конце 1990-х, где модели разыгрывали сценки из повседневной жизни, увиденные самой художницей во время ее перемещений по городу, в цикле Элен Константин видна попытка драматического освоения мира. Ее сюжеты присутствуют и в нашем, реальном мире, но их присутствие на снимках ярко свидетельствует о способности фотографии выходить за пределы реальности и размышлять о великой важности будничного.

В этих работах — признание замечательного качества фотографии, связанного с возможностью запоминать, быть свидетелем, существовать вместе с призраками. Элен Константин избежала обычного соблазна при изображении старых людей, когда фотографы делают из них героев, либо жертв, и сумела стать участницей исполняемого ими сложного и серьезного ритуала, танца памяти и акта примирения. Как некий торжественный хор старцев, танцоры Элен Константин не бросают вызов времени, но воздвигают ему памятник.

Вэл Уилльямс